По утрам, на зеленом брезенте шатра скапливались дождевые капли. Если крышу чуть потрясти – то они серебряными жемчужинами неслись вниз, и разбивались о сгиб ткани. А мы, сонные, с больным горлом смотрели, как зачарованные, на блестящие потоки. А горло болело круглые сутки, спасала только утренняя горячая каша и горячий чай… Грязный камуфляж и борьба за шоколад и еду вообще.
А по вечерам сидели на сухом бревне и смотрели на ромашковое поле. Или валялись среди тех самых ромашек. Плели венки и прятали в карманы еду.
Часовая прогулка по горам на лошади, резкий голос марты Юрьевны, вечера у костра, венок из одуванчиков (куда ж без него?), холодные – холодные ночи…
«А мы ночью видели килек. Они плавали под потолком. А ещё там был огромный кит, он открывал рот и говорил…»
«И вы ели килек без меня?!»
Бессмысленная игра в «три», один придурок, воровавший еду, замок от рюкзака с едой и ключик от замка на Лениной шее.
Это было так… Вот просто было. Единение с природой, прохладными вечерами, глядя на небо и на ромашковое поле. В мечтах когда-нибудь почистить зубы, помыться и хорошо поесть…
А по вечерам сидели на сухом бревне и смотрели на ромашковое поле. Или валялись среди тех самых ромашек. Плели венки и прятали в карманы еду.
Часовая прогулка по горам на лошади, резкий голос марты Юрьевны, вечера у костра, венок из одуванчиков (куда ж без него?), холодные – холодные ночи…
«А мы ночью видели килек. Они плавали под потолком. А ещё там был огромный кит, он открывал рот и говорил…»
«И вы ели килек без меня?!»
Бессмысленная игра в «три», один придурок, воровавший еду, замок от рюкзака с едой и ключик от замка на Лениной шее.
Это было так… Вот просто было. Единение с природой, прохладными вечерами, глядя на небо и на ромашковое поле. В мечтах когда-нибудь почистить зубы, помыться и хорошо поесть…
